Солдатами не рождаются - Страница 31


К оглавлению

31

Он кивнул, хотя не знал, как это делается, куда ему ехать и откуда привозить гроб.

– Тогда, – сказала сестра, – нам пока придется спустить ее вниз.

Она хотела сказать «в морг», но сказала «вниз».

– Когда? – спросил он.

– Да надо бы сейчас. Вы еще зайдете к ней? Если зайдете, заходите, а потом мы спустим.

Он открыл дверь в палату и вошел. В палате было уже совсем светло и очень холодно. Фортка была открыта настежь, и из нее тянуло чистым, режущим морозным воздухом.

Жена лежала на кровати, закрыта одеялом по пояс, со сложенными на груди руками. В первую секунду он вздрогнул: ему показалось, что она ранена. Показалось потому, что нижняя челюсть у нее была подвязана широким чистым бинтом, и этот бинт был обмотан вокруг головы так, словно она была ранена в голову.

– Мы полотенцем подвязываем, – услышал он сказанные за спиной слова сестры, – а я ей – бинтом, потому что смена полотенца уже сдала. – Она извинялась перед Серпилиным, там, у него за спиной, что поступила не по порядку. А он смотрел и с трудом привыкал к этому новому, мертвому лицу с подвязанной челюстью, к этой обмотанной белым, раненой голове…

Так он стоял несколько минут в светлой и холодной мертвой комнате, прислонясь спиной к дверному косяку.

Потом почувствовал сзади прикосновение к своему плечу и отодвинулся в сторону, думая, что мешает пройти сестре. И, только уже отодвинувшись и повернувшись, увидел, что это не медсестра, а сын. Сын стоял и молча плакал. По его постаревшему лицу текли слезы. Теперь Серпилин, отступив в сторону, больше не загораживал ему дорогу, но он все еще стоял на прежнем месте, как будто ему не разрешали войти в эту комнату.

– Что ты стал, иди, – сказал Серпилин.

Сын бросился мимо него к кровати, на которой лежала мать, и Серпилин, уже не глядя, что он будет делать дальше, там, в этой комнате, вышел в коридор.

6

Заведующая отделением, когда Серпилин зашел к ней, попросила его посидеть.

– Сейчас сестра вернется, пошла вам на справке печать и номер поставить.

После ночного дежурства заведующая стала еще больше похожа на усталого верблюда. Она сидела, ссутулясь, и просматривала истории болезни. Потом достала из стола кусочек сахара и, накапав на него несколько капель из пузырька, взяла в рот.

– Вижу, вам достается, – сказал Серпилин.

Вошла медсестра со справкой, и вслед за ней сын Серпилина.

Как бы там ни было, а Серпилин не мог отвыкнуть звать его так в своих мыслях. Не мог и сейчас.

– Вот и все, – сказала заведующая, беря из рук сестры и протягивая Серпилину справку. – А приехать забрать можете в любое время, как только у вас все будет готово.

– К двум часам все будет готово, – сказал сын Серпилина. – Сейчас в загс поеду, потом за гробом, потом на Новодевичье… К двум часам с машиной и с гробом будем здесь. Мне сказали, ты сегодня хоронить решил? – обратился он к Серпилину.

Серпилин кивнул.

– Могут не оформить вам так быстро, – усомнилась заведующая, но сын Серпилина уверенно сказал:

– Ничего, сделают.

Голос у него был напористый, громкий, все он, казалось, знал и мог, а глаза были красные, опухшие от слез.

– Только вы, товарищ генерал, чтобы обрядить ее, все заранее привезите, – сказала сестра. – Наши нянечки сделают, постараются, но им время нужно. Вы лучше прямо сейчас привезите!

– Привезем, привезем, все привезем, – поспешно сказал сын.

Он заторопился, быть может желая избавить отца от лишних мыслей обо всем этом, и Серпилин подчинился ему и первым вышел из кабинета врача.

– Подожди, – сказал Серпилин, когда они уже шли по коридору, – я вернусь, машину вызову.

– А у меня здесь стоит, – сказал сын. – Сейчас за вещами домой поедем, да?

Спросил так, словно у них по-прежнему был общий дом.

У входа в госпиталь стояла единственная машина – новенький открытый, с натянутым тентом американский «виллис». Эти машины только недавно стали появляться в армии, в противотанковых артиллерийских полках, у большого начальства. Серпилин видел их, но у него самого такой не было.

– Садитесь на заднее сиденье, – приказал сын шоферу. – Я поведу.

Серпилин, ничего не сказав, сел рядом с ним.

– Вот, ездим в командировки, обкатываем… – сказал сын после того, как они минут пять проехали молча. – Я сейчас офицером для поручений у Панкратьева. Он говорил, что ты его знаешь.

«Вон оно что, – ничего не ответив, подумал Серпилин. – Значит, крутится у Панкратьева».

Он действительно знал Панкратьева, но хотя сам по себе Панкратьев был хороший человек, все равно неприятно, что сын – порученец у Панкратьева в автомобильном управлении. Устроился где полегче!

Несколько минут опять ехали молча, потом Серпилин спросил:

– На какие фронты ездите?

– Больше на Западный и Калининский, а в последний раз на Северо-Западный, – радостно откликнулся сын. Молчание его угнетало. – А что?

– Ничего, – сказал Серпилин. – Думал, ты на фронте…

Когда доехали до дому, сын собрался вылезти вместе с Серпилиным.

– Ты только скажи мне, что взять, я возьму, отвезу, а потом уже в загс поеду и так далее, – сказал он.

– Нет, – ответил Серпилин, не вдаваясь в объяснения, почему «нет». – Вещи я сам отвезу.

Он не знал, как это делается, не знал, что из вещей жены надо брать туда, в госпиталь, для похорон и что не надо, но все равно хотел делать это один, без сына.

– Только… – начал было сын, но Серпилин прервал его:

– Мне все ясно, повторять не надо.

– Я только хочу сказать, чтобы ты отдал мне бумагу, она мне для загса нужна.

Серпилин достал и отдал сыну бумагу и, не оборачиваясь, вошел в подъезд.

31