Солдатами не рождаются - Страница 155


К оглавлению

155

– А разрывов не слышите? – в одну из пауз спросил военврач.

Таня прислушалась, но ничего не услыхала.

– Нет, не слышно, – сказал военврач, – сегодня ветер на немцев.

Машина еще раз свернула, и впереди вдруг сразу стало видно место, куда они ехали, – пологий голый холм, окруженный двумя рядами колючей проволоки. Снаружи у проволоки барак, а внутри что-то странное, серо-белое, тянущееся вдоль всей проволоки.

И хотя Таня уже слышала про это, еще когда ждала начсанарма, она сейчас все равно не сразу поняла, что это такое. Поняла, только когда подъехали совсем близко и машина остановилась.

Это были трупы, лежавшие один на другом сплошным невысоким валом.

Все вылезли из машины и, прежде чем двинуться туда, дальше, остановились. Словно всем им надо было с чем-то одним проститься и что-то другое начать.

У дороги, на обочине, рядом с машиной, вповалку, один на другом, лежало несколько еще не запорошенных трупов в немецких шинелях. «Наверное, те самые, про которых говорили, что их перебили при взятии лагеря», – подумала Таня.

– Ну что ж, медицина, пошли, – повернувшись к Тане и остальным, сказал стоявший впереди Росляков.

У него были странные, остановившиеся глаза, а рука со стиснутым, забытым между пальцами окурком подрагивала, как в ознобе.

29

Проволочные ворота возле барака были настежь распахнуты. У ворот стояла полуторка с прицепленной к ней дымящейся кухней. Около кухни топтался солдат.

– Что в котле? – спросил Росляков.

– Снег по второму разу растапливаю, товарищ военврач, – доложил повар.

– В первый раз, сколько было, сахару засыпали, водой с сахаром поили, не дюже сладкой, правда. А теперь приказали бульонные кубики развести. Хотел гречневый концентрат заложить – не велели.

– Правильно, что не велели, – сказал Росляков. – Сколько напоили, по вашему расчету?

– По моему расчету, человек до шестисот. По полкружки давали. Но не все пьют… Даже воду принять в себя не могут.

– Довели людей, – сказал Росляков. – Не ходили, не глядели, какие они?

– А чего ходить, мне и отсюда видать, – горестно махнул рукой повар.

Росляков толкнул ногой дверь и первым вошел в барак.

Барак был невелик. Судя по нарам, охраны тут держали немного – человек двадцать. Сейчас в бараке было только трое наших. Двое – водитель в замызганном дочерна полушубке и старшина в шинели – при появлении начальства вскочили из-за стола, положив недокуренные самокрутки. Третий лежал на нарах плашмя, без шапки, свесив до полу руки.

Старшина доложил о себе, что он командир хозвзвода медсанбата 111-й дивизии.

– А где командир медсанбата?

– Докладывать уехал.

– Что уехал – знаю. Не вернулся еще?

– Никак нет, не вернулся.

– Видимо, не тянет обратно. А кого за себя оставил?

– Военврача Хрюкина оставил, но он приболел. – Старшина кивнул на неподвижно лежащую фигуру. – Припадок сделался.

– Что он, институтка, что ли? – сердито сказал Росляков.

– Как все бараки обошли, вернулись, и сразу, можно сказать, целая истерика. Даже на волю не вышли, прямо тут их и рвало. – Старшина покосился на лужу в углу барака. – Не выдержали, чего увидели.

Лежащая на нарах фигура пошевелилась; Росляков подошел и потянул ее за ворот шинели.

– Встаньте, чего разлеглись?

Человек спустил ноги и сел. Отвороты шинели у него были испачканы, и лицо было белое, как творог, с красными пятнами вокруг заплаканных глаз.

– Встаньте и доложите! – крикнул Росляков.

Человек в испачканной шинели попытался подняться, но не смог и плюхнулся обратно на нары.

– Не м-могу, – сказал он, нервно заикаясь. – П-прошу отозвать меня.

– Баба вы, а не военврач! – Росляков покосился на стоявшую рядом Таню и вторую женщину-врача. – Докладывайте вы, старшина, раз у вас начальство такое слабонервное. Бараки все обошли?

– Так точно.

– Сколько людей, посчитали?

– Живых около шестисот, – сказал старшина. – Товарищ военврач считал. Их не разберешь, кто живой, кто нет – по пульсу щупали.

– Ладно, ведите, – вздохнул Росляков. И, заметив, с каким сожалением старшина посмотрел на недокуренную, лежавшую на столе самокрутку, сказал:

– Докуривайте.

Старшина поспешно сунул самокрутку в зубы и щелкнул зажигалкой.

– Курить, правда сказать, охота, товарищ военврач второго ранга. Весь табак нынче искурил… – И повернулся к шоферу: – Пойди мотор прогрей.

– Если прикажете, я сопровожу вас, – сказал сидевший на нарах врач и поднялся. Его заметно качнуло, и он еле устоял на ногах.

– Оставайтесь, – махнул на него рукой Росляков, – без вас обойдемся.

За бараком был второй ряд проволочных заграждений и еще одни проволочные, тоже настежь распахнутые ворота.

Впереди, шагах в пятидесяти, виднелся невысокий снежный бугор ближайшей землянки; несколько таких же бугров виднелось и дальше, слева и справа. А все пространство, почти от самых ворот и до черневшего в снежном бугре входа в ближайшую землянку, было покрыто трупами. Они лежали не на снегу, а были втоптаны в него, втрамбованы, потому что по ним уже давно ходили, и никак иначе ходить здесь было нельзя – трупы сплошь покрывали все пространство до самой землянки. Ледяные, полуголые, они лежали с закинутыми друг на друга руками и ногами, так что даже нельзя было разобрать, что кому принадлежит. И по этим трупам, уходя вбок, к стоявшему за вторым проволочным заграждением еще одному маленькому бараку, шла заметная, вдавленная тяжестью человеческих ног тропинка.

– Там у них, говорят, раздаточная была, пока еще пищу давали, – кивнул на маленький барак старшина.

155